В ожидании агента мы могли обсудить появление здесь Меткафа. Он не проронил ни слова, слегка улыбнулся нам в знак приветствия, круто развернулся и ушел.

Курце сказал:

— Он что-то замышляет.

— Да уж наверняка, — откликнулся я с досадой. — Неужели мы никогда не отвяжемся от этих стервятников?!

— Нет, — сказал Курце. — Пока у нас под ногами четыре тонны золота, которые притягивают их почище магнита.

Я бросил взгляд на переднюю палубу, где в одиночестве сидел Уокер. Если бы не этот дурак со своим длинным языком и всякими глупостями, стая хищников, возможно, и не напала бы на наш след! А впрочем, нет — у таких людей, как Меткаф и Торлони, острый нюх на золото. Но Уокер мог бы им и не помогать!

— Интересно, что он будет делать? — спросила Франческа.

— По-моему, устроит обычное пиратское нападение, — ответил я. — Стиль Испанской армады импонирует его извращенному чувству юмора.

Я лег на спину и уставился в небо. Брейд-вымпел на верхушке клубной мачты развевался от легкого бриза.

— Смотри-ка! — позвал я Курце. — Похоже, мы дождались ветра, слава тебе, Господи!

— Я же говорил, не стоило заходить сюда, — заворчал он. — Ветер бы начался рано или поздно, а вот Меткаф бы нас не засек.

И тут я вспомнил катер Меткафа и радар, особенно радар.

— Да, все равно. Наверно, он следил за нами с момента нашего отплытия из Италии.

Я быстренько прикинул возможности пятнадцатимильного радара — он может контролировать морское пространство в семьсот квадратных миль и давать информацию обо всем, что находится на его поверхности. Меткафу достаточно просто дрейфовать где-нибудь за горизонтом и держать нас в поле зрения радара. Нам же никогда не засечь его.

— Так что же теперь делать? — спросила Франческа.

— Плыть дальше как ни в чем не бывало, — ответил я, — выбора у нас нет. Но лично я не собираюсь вручать наше золото этому мистеру Пирату только потому, что он свалился нам на голову и напугал нас. Будем плыть дальше и надеяться на лучшее.

Мы запаслись топливом, пресной водой и к вечеру вышли в море. На закате солнца мы прошли Кабо Фигуэра, и я, оставив у штурвала Франческу, спустился вниз поколдовать над картой. Был у меня один план, как перехитрить Меткафа. Может, и не сработает, но попробовать стоит.

Как только стемнело, я скомандовал:

— Переложи руль на сто восемьдесят градусов.

— К югу? — удивилась Франческа.

— Именно, к югу. Ты знаешь, для чего эта квадратная штуковина на середине мачты? — спросил я у Курце.

— Нет, капитан, понятия не имею.

— Это радиолокационный отражатель, — сказал я. — Его ставят на деревянные суда в целях безопасности, потому что дерево — плохой отражатель, а так нас хорошо видно на экране радара. Если Меткаф все время следил за нами, он привык к такому изображению и в дальнейшем будет опознавать нас на больших расстояниях только по отражению на экране радарного луча. А мы уберем его! Изображение он получит, но оно будет другим, менее четким.

Я примотал небольшой гаечный ключ к руке, карабином пристегнул линь к страховочному поясу и полез на мачту. Отражатель был прикручен болтами к нижним отводам, и открутить их оказалось нелегким делом. Из-за постоянной качки работать приходилось по старинному морскому правилу: «одной рукой за себя, другой — за корабль», к тому же болты выскальзывали из-под руки, как орехи. Неудивительно, что я проторчал на мачте около часа, прежде чем мне удалось снять отражатель.

Спустившись на палубу, я закинул отражатель в кладовку и поинтересовался у Курце:

— Где Уокер?

— Дрыхнет внизу, ему в полночь заступать.

— Я забыл. Тогда мы с тобой поменяем огни.

Я спустился к себе. Клотиковый фонарь на мачте, видный издалека, был соединен с ключом для передачи сигналов по Морзе. Я замкнул ключ — теперь фонарь будет гореть постоянно. Затем позвал Курце:

— Сними огни с бака и загони их на мачту.

Он спустился ко мне.

— А это зачем?

Я объяснил:

— Видишь ли, мы свернули с курса на Танжер, теряем время, но другого выхода нет, нам нужно сбить с толку Меткафа. Мы изменили наш радарный след, но Меткаф может заподозрить неладное и тогда подойдет поближе взглянуть на нас. А мы, разукрашенные огнями, как обычные испанские рыбаки, просто рыбачим. В темноте не заметив подвоха, он отправится искать нас где-нибудь еще.

— Ну и хитер же ты, мерзавец! — восхитился Курце.

— Но это сработает только раз, — сказал я. — На рассвете опять возьмем курс на Танжер.

Ночью усилился ветер, и мы убрали верхние паруса, что позволило «Санфорд» изрядно увеличить скорость. Но что толку, ведь мы ни на дюйм не приблизились к Танжеру!

К рассвету ветер увеличился до пяти баллов, мы поменяли курс — теперь ветер дул сбоку в одну четверть, и яхта понеслась таким галопом, что леерное ограждение и носовой волнолом покрылись белой пеной. Я проверил показания лага и обнаружил, что мы идем со скоростью в семь узлов — с максимальной скоростью под парусами. Наконец-то все шло как надо — держим курс на Танжер, и скорость отличная.

Мы все время следили за горизонтом, чтобы не прозевать Меткафа, но он не появлялся. Конечно, если ему известно, где мы, то и появляться ему ни к чему. Поэтому я не знал, радоваться мне или огорчаться. Я бы порадовался, если б был уверен, что Меткаф попался на мою уловку, но если нет…

Крепкий бриз держался весь день и обещал к ночи усилиться. Появились крупные волны с пенными гребнями, то и дело разбивающиеся на корме. От каждого такого удара яхта вздрагивала, стряхивала с себя воду, чтобы, освободившись, снова устремиться вперед. По моим подсчетам, сила ветра приближалась к шести баллам. Как опытный мореход, я понимал, что надо убрать гротовые паруса, но мне хотелось наверстать время — его и так оставалось в обрез.

Уокер досрочно принял у меня вахту, и перед сном я попытался смоделировать действия Меткафа. Впереди у нас Гибралтарский пролив. Если Средиземное море представить в виде воронки, то пролив — ее горловина. Если в проливе притаился Меткаф, то его радар контролирует весь канал от берега до берега.

С другой стороны, в проливе движение оживленное, значит, Меткафу придется самому проверять все подозрительные яхты. Тогда опять же, если он замышляет пиратское нападение, номер у него не пройдет, ведь его легко будет обнаружить — в Гибралтаре всегда патрулируют несколько быстроходных военных катеров. Не думаю, чтобы даже Меткафу хватило наглости напасть на нас среди бела дня.

Итак, ясно — пролив надо пройти днем.

Если (я уже стал уставать от всех этих «если»), если только он не перехватит нас перед проливом или на выходе из него. Мне смутно припомнился случай пиратства в пятьдесят шестом году как раз на подходе к Танжеру: сцепились две группы контрабандистов, и в результате одно судно сгорело. Да вряд ли Меткаф планирует напасть на нас там — ведь мы будем почти у цели и сможем ускользнуть, а в парусной гавани он уже ничего с нами не сделает. Нет, не думаю, чтобы он стал откладывать свое черное дело.

А перед проливом? Тут складывается другая веселенькая ситуация, которая зависит от другого «если». Если наша уловка после Мальорки удалась и он не знает, где мы, тогда у нас есть какой-то шанс. Но если знает, то может объявиться в непосредственной близости в любой момент, и экипаж-победитель взойдет на борт. Если (еще одно «если»), если, конечно, погода позволит ему.

Засыпая, я благословлял все усиливающийся ветер, который как на крыльях нес «Санфорд» и вряд ли позволит катеру Меткафа подойти близко к ее борту.

Разбудил меня Курце.

— Ветер разгулялся вовсю! Может, паруса надо сменить или еще что-то сделать? — Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть рев ветра и моря.

Я заметил время перед тем, как натянуть дождевик: было два, значит, я проспал шесть часов. «Санфорд» изрядно брыкалась, и я никак не мог надеть брюки. Резкий крен послал меня через всю каюту, и я, как бильярдный шар, влетел в койку, где спала Франческа.